Альфа Центавра [СИ] - Владимир Буров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Немец, что ли, то есть, англичанин, что ли?
— Грек.
— Сказки, греки умерли давно.
— Я древний грек.
— А-а, тады: ой!
— В каком смысле?
— Я сажусь на тебя.
— Естественно, прыгай. Куда, в церкву?
— Зачем?
— Жениться, ибо: их либэ дих.
— Да ты ополоумел от радости, скотина, ибо я — как благородная девушка, сидевшая в президиуме на знаменитых соревнованиях за право… впрочем, я что-то забыла, за какое право мы так долго боролись?
— Сейчас не в этом дело, нам главное взять город Царицын.
— Окей, тогда вперед, — и она запрыгнула на эту очень высокую лошадь — имеется в виду, что для большинства людей, что лошадь, что конь — это одно и тоже. Что особенного, если человек на коне? Ничего, обыкновенное дело.
Но вот если никто этого не ожидал, как в первый раз в древнем мире, то да:
— Ужас. Да, такой ужас, что снайпер на вышке даже выронил снайперскую винтовку. Так бывает? Даже Ника Ович, которая только поднялась на вышку, ахнула:
— Ты бы еще голову потеряла. Кто? Кто снайпер, и кто пулеметчик?
А на вышке была сама Щепка. Правда, она встала с утра пораньше не для того, чтобы ее узнали. Дама работала Под Прикрытием.
— Мне повторить?
— Он, — сказала Щепка, и показала пальчиком на Василия у пулемета.
— Я у пулемета, — не понял намека Чапаев.
— Я просто дала ему… э-э… подержаться за щечки.
— Прошу прощенья, за чьи щечки?
— Этого Максима.
— Кстати, почему здесь Максим, а не натюрлих станковый пулемет?
— Привычка, — ответил Василий Иванович.
— Какая еще привычка, что вы мне голову морочите? — Ника щелкнула пальцем по каске Василия.
— Я собираюсь перейти в конный корпус, где все тачанки априори оснащены Максимами. Па-па-этаму взял сюда иво.
— Что ты плетешь, сукин сын! Кого, чаво, иво! Молчать, скотина!
— Она вышла из себя, это шпионка среди нас, — сказала Щепка, и попросила Василия сбросить ее вниз.
— Сбросить с чего?
— С вышки, чё ты не понял? Сбрось, сбрось, или ты ее боишься? Ника Ович полезла в карман, но не нашла там ничего.
— Ты видел?
— Что?
— Она даже не знает, что Маузер у нее должен быть сбоку в кобуре из дуба.
— Из дуба? — переспросил Василий Иванович, — я заказывал из красного дерева.
— В данном случае это не имеет никакого значения, ибо она ищет свой дамский киллерский пистолет.
— Почему?
— По привычке, ты что, не понял? Они вместе хотели сбросить Нику вниз на прибрежные скалы, но она сломала все перила, а так и не свалилась.
— И кстати, зачем ты уронил снайперскую винтовку, нарочно?
— Это ты… впрочем, займемся делом, — сказал Василий, и уже хотел раздеть Щепку, думая, что это Кали, когда вспомнил, что у него на пулеметной мушке был всадник, посланный ликвидировать именно его ключевую пулеметную точку. Он откинул в сторону, сползающую на глаза челку, когда вспомнил, вспомнил увидев, или наоборот, что это не просто смертник, посланный только выявить важную пулеметную точку, и погибнуть, а именно, чтобы ее уничтожить.
— Ибо, ибо это был Всадник без головы, о котором для смеха рассказывали вчера вечером у костра.
Один парень — невоенной выправки, а больше похожий на беглого каторжника, если бы они еще существовали после победы мировой революции, после которой все каторжники были выпущены и так — тогда подошел из темноты к костру, и предсказал это появление Всадника без Головы.
— Один шашлык возьму? — сказал он и присел. Так как шашлыки были не сосчитаны, а только делились на:
— Из свиной вырезки, и из куриного филе, — то никто ничего и не сказал, так только Пархоменко пробурчал:
— Ты эта, бери куриный.
— Спасибо, я возьму куриный.
— Это наглость, сэр.
— Вы назвали меня сэром, так как думаете, что я Ино?
— Скорее всего, я сказал не подумавши, но теперь пониманию, что да, вы шпион, — решил высказаться от души Пархоменко. Если кто не помнит, инопланетян иногда называли Ино, и считалось:
— Они не едят свиней, а только кур и рыбу, да и то кур только тогда, когда нет рыбы. — И да, именно Инопланетяне были то, что называется:
— Сэры. — Или, как говорится:
— Лэди энд Джентльмен.
— Разве я похож?
— Один в один! — рявкнул Пархоменко, и нервно перемешал угли.
— Хочешь скажу, что сбудется в жизни с тобою? — спросил этот леший, которого вместо того, чтобы так и назвать Леший, назвали, как это бывает не иногда, а именно всегда, наоборот. Почему? Даже не потому, что так лучше запоминается, а именно потому, что так это и есть по большому счету, что значит по:
— Внутреннему содержанию. — А именно:
— Сэр и Инопланетянин. — Хотя и имел вид бывшего каторжника. Да он и сам честно признался, когда предсказал Пархоменко на завтра смерть от коня Своего:
— Их бин Распутин.
Сначала казалось, что это предсказание было сделано так только ради куриного шашлыка с лавашем и темным пивом английского производства, кажется. Пархоменко просто не было в этом бою. Да, но это только сначала.
Василий Иванович оглянулся, Щепки не было, она спустилась вниз за своей снайперской винтовкой, а заодно решила прихватить еще один пулемет.
— Лэви Страус, — как она его называла, подсознательно мечтая о таких же джинсах, а по вечерам даже о целом костюме индиго. Даже спрашивала у некоторых:
— Лэви Старус случайно не инопланетного производства? — До войны это было безопасно, а сейчас сразу бы задумались:
— За фирменный джинсовый костюм эта поэтесса-романистка предаст не только партию, но и правительство вместе взятые. Правда, она была пока что Комендантом Царицына, и никто не мог ей указывать, о чем, собственно, мечтать этой ночью.
Василий дал первую очередь и понял, что после даже удачного боя не сможет выпить пива, а его была всего одна упаковка — только шесть бутылок. Да и то, кажется не по ноль пять, а тридцать три. Кошмар! Он залил пулемет — вы поняли, что в ём не было воды? Да вот так, мечтают, хрен знает о чем. А воду поднять забыли, она так и стояла — молочный бачок на тридцать литров — у подножия башни. Надо подать Рацуху, чтобы воду для пулеметов выдавали пивом, тогда не забудут никогда. Всадник шел, не скрываясь от огня, а только иногда мотал огромной башкой. И, как заметил Василий, не просто имитировал, что отгоняет пули, как назойливых мух, а именно обращался к нему:
— Давай, давай, никакой воды тебя не хватит, чтобы достать меня. Надо было иметь два пулемета, а то и три, и даже четыре, чтобы остановить меня. Пока один охлаждается пивком, другой стреляет, и так далее. Василий бросил стрелять, подбежал к краю свой вышки, и чуть не свалился вниз, где копошилась Щепка. Перил-то не было, а он забыл об этом.
— Бочку привяжи быстро! — крикнул он ей.
— Что? — И не давая Василию продолжить, Щепка пояснила:
— Все равно не поднимешь, механизм подъема упал сюда вниз. Или тебе поднять упаковку Двойного Золотого?
— Ладно, забудь про воду, зацепи две упаковки Баварского, и Льюис.
— Что еще за Льюис, я такого не знаю.
— Хорошо, только быстро, подними моего…
— Что?! Я плохо слышу.
— Подними своего Лэви Страуса, — решил больше не спорить с ней парень.
— Только в обмен на то, что ты подаришь мне после боя, вечером, настоящий фирменный костюм Лэви Страус.
— Где я его возьму? Впрочем, ладно, только быстрее шевели булками. Его подняли, но чтобы расстрелять весь диск понадобилось много времени — после каждых восьми патронов он грелся, как чайник, поставленный на раскаленный до бела металл.
— Как говорится, — Василий Иванович разделил бутылку пива со стволом, который недовольно зашипел, что, мол:
— А мне досталось меньше, экономишь в неподходящий моментум. И тут Василий Иванович забыл про пиво, отдал все пулемету:
— С правого фланга шел широким галопом КВО — не меньше, хотя это был все лишь мало кому известный Пархоменко.
— Куда?! — крикнул Василий. И добавил неожиданно для самого себя:
— Он бессмертный, не возьмешь! Это Всадник без Головы, — добавил он тише, ибо еще не верил в полную реальность происходящего. После столкновения, как на турнире упал конь Пархоменко КВО, упал и Софист с Аги. Но! Чему ужаснулась даже Ника Ович, повидавшая на своем веку всяких, а она в это время так и висела на краю вышки, не в силах подняться наверх без посторонней помощи, а Василий только два раза сказал ей:
— Не могу, — и:
— Не хочу, — а больше вообще не обращал внимания на ее мольбы о помощи, или хотя бы:
— Дай пива. — Она расцепила руки, полетела вниз, как переспелая груша, но, к счастью, зацепилась за выступающую перекладину, о которую сначала ударилась ребром, про которое выразилась:
— Будем считать это ребро ребром, которое я отдала для изготовления той Евы, которая меня полюбит. Она так удивилось тому, что Всадник без головы разделился надвое, в отличие от второго, который так и остался один. Хотя надо было удивляться обратному. А все было просто: